Опубликовано

Евгений Чичваркин и тайная комната

8:00
Железнодорожный вокзал Гилфорда. Южная Англия, 50 км от Лондона, одно из самых дорогих мест на острове после собственно Лондона — Евгений Чичваркин обосновался здесь в 2008-м, сразу после отъезда из России. “Купили дом в июле, а уже в сентябре появились строители все переделывать и перестраивать. Два с половиной года это продолжалось, но сейчас это филиал рая практически”,— сообщит Евгений чуть позже.
Мы с фотографом ждем Чичваркина, договаривались на 8:00. Но этим утром Евгений решил посетить линейку в школе, где учится дочка, и после этого где-то застрял.
8:55
Чичваркин наконец появляется то ли из третьего, то ли из пятого по счету замеченного мной дорогого автомобиля — белого Range Rover. Оказывается, и в этом месте, похожем на толкиновскую долину хоббитов, случаются пробки. Вид у предпринимателя сегодня, я бы сказал, эльфийский: малиновые, в блестках, сапожищи, узкие салатовые джинсы и лонгслив цвета, который называют, кажется, лососевым.
Вообще выглядит он прекрасно, настоящий атлет. Может быть, дело в спорте. Пока идем от машины к железнодорожной кассе, рассказывает об увлечении поло. Накануне его команда даже выиграла какой-то турнир. Чичваркин, правда, признается, что в команду его взяли, чтобы понизить ее гандикап, то есть суммарный рейтинг всех игроков.
Евгений покупает билет до вокзала Ватерлоо, мы забегаем в кофейню Costa за капучино — и в электричку. Маршрут, которым Чичваркин следует почти каждый будний день: железной дорогой до вокзала Ватерлоо в Лондоне, оттуда общественным транспортом или на такси в Мейфэр, один из самых престижных районов города.
Идея открыть винный магазин родилась у него в начале 2010 года. “Я могу реально час провести в парфюмерной лавке, в музыкальном магазине и в винном. Я подумал, что такой бизнес мне не надоест, как в свое время надоела сотовая связь — телефоны я не люблю”,— объясняет Евгений, помахивая двумя айфонами, один в красном чехле, другой — в желтом.
Чичваркин проехался по английским винным магазинам и увидел, что ниша для него есть. “Я, конечно, не ценитель — я любитель. Более того, я даже не хочу все пробовать, только самое вкусное”,— уточняет он. В бутиках с бутылками Евгению не понравился сервис. “Я спросил одно вино, которое пил в Испании. И никто не подорвался найти,— вспоминает он.— В одном месте предложили достать его за шесть недель. Хотя это несколько дней работы”. Чичваркин уверяет: если кто-то из сотрудников Hedonism Wines скажет клиенту, что в магазине чего-то нет,— тут же останется без работы.
То ли в шутку, то ли всерьез Евгений сообщает: до того, как он придумал сделать магазин, ему хотелось открыть баню (“для заработка на соотечественниках и на тех, кого бы они привели в целях популяризации русской культуры”). Но потом эту идею все же оставил — может не окупиться. Я с некоторой иронией спрашиваю: неужели и правда есть виды бизнеса, которые Чичваркин не мог бы поднять? “Чем бы я не смог заниматься, это химчисткой,— мгновенно реагирует предприниматель.— Химчистки — это аккумуляторы пи***юлей. Как ни старайся, ты вещь лучше не сделаешь. Просто делаешь ее чуть менее плохой, чем она была. Ты в принципе не можешь вызвать восторг”.
10:10
Дождь идет вторые сутки, да и опаздываем — не до прогулок. Поэтому едем в кебе. На десять утра назначено собеседование с новым сотрудником, которое Чичваркин собирается провести лично. На месте выясняется, что кандидат категорически против моего присутствия. О`кей, это ведь Европа.
Выхожу изучить окрестности. Магазин находится на Дэвис-стрит, в окружении дорогих офисов, магазинов и ресторанов. Чичваркин обосновался через дорогу от магазина Вивьен Вествуд, которая начинала как костюмер Sex Pistols. В Hedonism Wines тоже живет дух панка — оказывается, это определение применимо и к чему-то столь дорогому. Сколько Чичваркин потратил на магазин, он не разглашает. Говорят, что-то около £10 млн.
“У меня нет плана продаж: магазин должен быть полон людей в час пик и там должны быть люди в другое время,— рассказывал Чичваркин.— Мы думаем не об окупаемости, а о большом успехе. Просто окупаемость нас не устраивает. И успех придет, потому что это лучший магазин в мире по огромному количеству категорий — локейшн, ассортимент, специалисты, общая аура, сервис, скорость покупки, доставки…”
Собеседование занимает 30 минут. Результат отрицательный. “Есть такое мнение: продавец — это не профессия, просто временная работа: бедный старик, он ночует на стуле,— рассуждает Евгений.— А я считаю, что продавец — это благородная профессия. Человек должен понимать, что он создает добавленную стоимость, с одной стороны, с другой — делает кого-то чуточку счастливее, поднимает кому-то настроение. Потому что из винного магазина люди уходят с очень высоким настроением”.
11:00
Первую за день экскурсию — обычно их бывает до двадцати в день — Евгений проводит для меня. “В последнее время я в основном показываю покупателям магазин,— рассказывает он.— Приезжаю к десяти утра, в девять вечера заканчиваю. Я для себя внутренне так обозначил: мне нужно показать магазин примерно 2 тыс. посетителей, чтобы набрать критическую массу. А потом я начну в основном отвечать на заказы друзей”.
Он, конечно, не мог не обратить внимания на то, что для меня все эти “fine & luxury вина” — темный лес. Еще по дороге я поинтересовался, что он сам предпочитает — где-то я вычитал, что ему вроде бы нравится шираз. Евгений, как ребенку, мне объяснял, что “шираз — это только вид винограда”. Теперь же на мое незнание Чичваркин скидок не делает. Мы тратим около часа, чтобы обойти два этажа (около 7 тыс. кв. м). 1,4 тыс. наименований крепких напитков и 4 тыс.— вин. Верхняя планка достигает £120 тыс.: это цена бутылки “Шато д`Икем” 1811 года. Но есть и вина, которые по карману любому посетителю. Самое недорогое белое — то ли £11, то ли £13, красное — £15,70.
Я опять спрашиваю о продажах. Сколько покупателей должно быть у такого магазина? “Что значит “сколько должно”? Когда покупатель уже знаком с ассортиментом, он может и не приходить, может позвонить и заказать доставку,— формулирует Чичваркин.— Единственное, мы решили, что у нас не будет невкусного вина, которое на 90% состоит из доставки, акцизов, налогов, упаковки и прибыли магазина. Думали, у нас линия отреза будет выше, чем получилось. Впрочем, это Алистеру решать”.
Алистер Вайнер на протяжении 15 лет работал байером вина в Harrods. Чичваркин называет его лучшим закупщиком на острове, утверждает, что “его знают абсолютно все производители мира”. Я спрашиваю, как ему удалось заманить к себе такого человека? Говорит, через агентство. “Магазин выглядит строже гораздо, чем то, что я хотел,— предупреждает Евгений.— С какого-то момента мы все решения принимали втроем: Алистер, Татьяна Фокина, наш менеджер, и я. Все, что про вино, это Алистер. Всякая веселуха — с моей стороны. А Таня следила, чтобы это было стилистически выверено”.
Фото: Борис Халфин, Коммерсантъ
“Веселуха” — это когда, например, вы обнаруживаете, что в кирпичной стене колышутся ветки деревьев, которые держат бутылки. Или помещение, которое сотрудники магазина называют комнатой Евгения, заповедник калифорнийского производителя Sine Qua Non: этикетки на стыке нуара и готики, названия в духе “Мародер”, “Пиковая дама”, “Больше чем ад” или “Потаскушка”. Даже пустые бутылки Sine Qua Non — предмет коллекционирования. А тут — полные. И почти все, что было произведено с 1994 года, когда была основана эта компания. Каждая бутылка — в руках, торчащих из стен. Выглядит круто. Евгений не может ответить, какие искусственные конечности ему нравятся больше. Скоро Хеллоуин, значит, те, что с оторванными пальцами. И перебинтованные, ибо “бинты — это вообще клево”.
Последний пункт программы — “тайная комната”, где собрано все самое ценное. Видимо, я не очень убедительно изображаю восторг. “Что-то вас не впечатлило… А здесь, между прочим, на полтора”,— поясняет он, запирая “тайную комнату” на огромный висячий замок, которому то ли 150, то ли 160 лет. Он имеет в виду £1,5 млн.
Время от времени Чичваркин ставит новую пластинку — в подвале стоит проигрыватель. Когда замолкает Том Уэйтс, Евгений интересуется моим мнением, но после того, как я предлагаю послушать White Stripes, теряет ко мне интерес: включает Брюса Спрингстина, затем The Rolling Stones. Объясняет, что ему милее 1970-е. Несколько раз экскурсия прерывается — в Hedonism Wines заглядывают “очень-очень постоянные клиенты”. Меня и фотографа Чичваркин к ним не подпускает.
Евгений рассказывал, что с английским у него плохо, учить он язык при этом не хочет — ждет, когда так заговорит. Я убеждаюсь, что он лукавил. Да, делает грамматические ошибки и произношение так себе, но легко обходится без переводчика.
13:30
Фото: Борис Халфин, Коммерсантъ
Обедать идем в ресторан Аркадия Новикова по соседству. Нас пятеро за столом: Татьяна Фокина помогает Евгению в разговоре с лондонским сценаристом Брайаном Элсли и его помощницей. Сейчас по британскому каналу E4 идет его сериал — Skins, что-то вроде “Школы” Валерии Гай Германики.
Элсли мечтает сделать кино о России. Пока ничего конкретного. Главным героем может стать олигарх с судьбой Ходорковского. Но похожий при этом на Чичваркина. Звучат вопросы, на которые Евгений уже должен был устать отвечать. В сотый раз он рассказывает о “people in masks” и об отношении к Владимиру Путину и его “друзьям”. Про Алексея Навального он говорит, что тот пока “not strong enough”, про Pussy Riot — что “it’s not for church, it’s for the Red Square”.
Кажется, Чичваркин удивляет собеседника, когда сообщает: ему все равно, что магазины “Евросети” в России до сих пор стоят на каждом шагу, и он не скучает по риску, разве только по норме прибыли, которую риск обеспечивал. “Потом, для UK то, что я сейчас делаю, вполне рискованно”,— замечает Евгений.
Разговор затухает, британец платит за всех. Протесты не принимает. “Не люблю халяву — сразу чувствуешь себя обязанным”,— сообщает мне Евгений. Я спрашиваю его об ощущениях от беседы. Он говорит, что не понимает, что вообще это было. Интересуюсь, по-прежнему ли его донимают российские СМИ? “Когда я еще был жертвой “кровавого путинского режима”, интервью было очень много. А потом, когда все стало хорошо, интерес пропал. Кроме того, отвечать в сто пятидесятый раз на одни и те же вопросы мне уже неинтересно,— говорит он.— Я понимал, что это очень важно и нужно — подогревать интерес, пока люди были в тюрьме. Когда всех отпустили, острая необходимость в общении с российскими СМИ пропала”.
Самый идиотский, по его словам, вопрос, который задают сейчас: мы же понимаем, что винный магазин — это не бизнес, а игрушка. “С таким же успехом вы можете сказать: вот Fiat — это настоящая автомобильная компания, а Bugatti — это игрушка”,— возмущается предприниматель.
16:00
Фото: Борис Халфин, Коммерсантъ
“Когда я еще был толстый, ходил в футболке до +14°, а тут в +16° замерз”,— сообщает вдруг Чичваркин и отправляется в магазин Issey Miyake. Возвращается облаченным в зеленый свитер и рассказывает, что купил его некоторое время назад — во многих окрестных магазинах лежат вещи, которые он когда-то купил, но поленился тащить домой. Говорит, что поблизости есть почти все, что ему нужно,— Miyake, Yamamoto, Vivienne Westwood. Не хватает только Comme des Garcons.
Теперь заняться решительно нечем. Погода все еще скверная, и Евгений решает обойтись сегодня без больших гостей. Предлагает встретиться через день — посмотреть, как он играет в поло, а потом вернуться в магазин. Я не против, но тут выясняется, что гости все-таки придут — сотрудники аукционного дома Sotheby`s, который находится неподалеку. Для меня это уже вторая экскурсия за день. Все то же самое, только Евгений улыбается и слегка пританцовывает под Joy Division.
Люди из Sotheby`s потом рассказали мне, что магазинов с такими амбициями, с таким “интересным контекстом”, которые бы ставили задачу найти для своих покупателей “то, чего нет”, они не встречали. Даже предполагают, что Sotheby`s мог бы придумать вместе с Чичваркиным какой-нибудь совместный проект — для самых важных клиентов.
Больше ничего интересного сегодня уже не произойдет.

Я собираюсь провести остаток вечера в более привычных для меня лондонских декорациях — в пабе с друзьями. Чичваркин в такие места не ходит. “Планета, до которой я не долечу: не понимаю эту культуру, мне она неприятна”,— говорит он мне на прощание и замечает, что пиво ему нравится только после парилки.
Олег Хохлов
КоммерсантЪ-Деньги